Фильм Никиты Сергеевича Михалкова «12» я в прокатном варианте не видел. Диапазон мнений критиков менялся от восторженного приятия (Елена Ямпольская в «Известиях») до констатации полного провала (Дмитрий Быков в тех же «Известиях»). Обычные зрители в интернете также оживленно обменивались мнениями; выводы их сводились к тому, что в фильме имеются прекрасные актерские работы, но искусственный сусальный конец все дело портит. Между тем Никита Сергеевич успел показать едва смонтированный фильм на кинофестивале в Венеции и схлопотал «Золотого льва», но с двусмысленной какой-то формулировкой – не собственно за этот опус, а за вклад в кинематограф. Все это так или иначе подогревало интерес к последнему опусу мэтра, так что его четырехсерийную телеверсию пришлось-таки посмотреть.

Впечатления от первой серии были скорее отрадные – да, пустоты и длинноты, прогулы и прогалы, но созвездие актеров все превозмогает: Маковецкий и Гармаш, Петренко и Гафт, Стоянов и Ефремов, Газаров и Адабашьян, Мадянов и Арцибашев, и некоторые в ролях совершенно неожиданных – это если говорить только о звездах первой величины; плюс сам Никита Сергеевич, который борозды ни в коем случае не портит… В общем, все как в спектаклях Малого академического театра, где не только в главных ролях исключительно народные артисты, но даже и на «кушать подано» выходят заслуженные. Понятно, что такое кино строится обыкновенно по бенефисному принципу: народному полагается пятнадцать минут на монолог или вставной нумер, заслуженному – пять… Но и этот порочный принцип в данном редкостном случае кажется естественным: на заседании присяжных всякий имеет право на прочувствованную речь или спонтанную выходку. Что доказывает и драматургическая основа – фильм Сидея Люмета «12 разгневанных мужчин».

Но чем дальше в лес, тем легче целиться в спину. От своей американской матрицы фильм Никиты Сергеевича ушел очень далеко. В итоге у него получилась скорее пародия на незабвенный фильм Эльдара Рязанова «Гараж». В самом деле, в обоих случаях мы имеем дело с собранием в замкнутом пространстве. В обоих случаях человеческие словопрения оттеняют безмолвные животные (в «Гараже» – музейные чучела, в «12» – живой воробышек; а впрочем, на эту тему были стихи еще у Заболоцкого: «И все растенья припадают / к стеклу, похожему на клей, / и с удивленьем наблюдают / могилу разума людей»). В обоих случаях имеется, во-первых, некий президиум, а во-вторых – бунтари, которые нарушают чинный ход собрания; причем бунтарями выступают чуть ли не все по очереди. В обоих случаях обличается заведенный порядок вещей (власти у нас продажные, суды неправедные, граждане – слабохарактерные конформисты), но в конце пути некий свет все-таки брезжит. Совпадают даже детали: в «Гараже» фигурирует директор рынка, в «12» – директор кладбища, причем оба позволяют себе прямо-таки бесстыдные монологи. В обоих случаях кого-то не пускают к невесте или к возлюбленной, кто-то выказывает странности почти до сумасшествия, кто-то обнаруживает полное незнание современной действительности и т.п.       

Юрий Тынянов когда-то высказывал тезис: если пародией трагедии является комедия, то пародией комедии может быть трагедия. Трагедии у Никиты Сергеевича, конечно, не получилось, пусть в фильме речь и идет о жизни и смерти. Получилась нормальная мелодрама в индийском вкусе, где очевидные несуразности сценария никого не смущают, зато имеются эффектные цирковые номера с холодным оружием, нехитрые психологические опыты, ксенофобия, превращающаяся в дружбу народов (в Индии, впрочем, актуальней кастовые различия) и т.п.

Отдельная статья – официозный патриотизм Никиты Сергеевича. Понятно, что когда тебе за 60 – простительно делать фильмы хуже, чем в 30 или 40; это подтверждает опыт хотя бы того же Эльдара Рязанова и многих других... Непростительно самому портить собственное произведение фальшивой моралью – такого Никита Сергеевич себе даже при советской власти не позволял. Впрочем, дело тут не только в официозе, а еще и в том, что у нас в России как только крупный художник на старости лет начинает изображать мыслителя общечеловеческого масштаба – ему тут же изменяют чутье и вкус. Самые характерные примеры – Гоголь и Лев Толстой, а совсем недавний – например, Валентин Распутин… В общем, как говаривал Николай Гумилев Анне Ахматовой: «Когда я начну пасти народы – удави меня, пожалуйста, собственными руками».

Когда Никита Сергеевич называл свой фильм «12», он, безусловно, имел в виду еще и случай Александра Блока. Причем, по-видимому, не столько сюжет этой поэмы, где Иисус Христос патрулирует улицы революционного Петрограда в сопровождении конвоя из дюжины красноармейцев, сколько реакцию «прогрессивной общественности» на то, что Блок продался большевикам. При всем накале политических страстей вокруг этой знаменитой поэмы решусь сказать, что это было далеко не лучшее произведение Блока. Советская критика ставила ему в заслугу, что он, дескать, подслушал и воспроизвел ритмы улиц революционного Петрограда, и это было крупное новаторство. Современные литературоведы показали, что первым воспроизвел эти самые ритмы Корней Чуковский в своей самой первой детской сказке еще 1916 года («Жил да был / Крокодил, / он по улицам / ходил, / папиросы / курил, / по-турецки / говорил, – / Крокодил, Крокодил Крокодилович»). Словом, и в этом случае мы имеем дело с пародией. А кроме того, Александр Александрович Блок как-никак оплатил свои политические метания и художественные неудачи собственной безвременной смертью. А Никита Сергеевич Михалков – разве что председательством в Союзе кинематографистов, на Московском кинофестивале, в Фонде культуры и где-то там еще.

Впрочем, были еще в русской культуре «12 стульев» Ильфа и Петрова и «12 месяцев» Самуила Маршака. И хотя сын Сергея Михалкова вряд ли намеревался подражать Корнею Чуковскому или Самуилу Маршаку, у него до некоторой степени получилось. Мораль в фильме «12» действительно выглядит откровенно-дидактической и приделанной искусственно. Но что привычно и даже похвально в детской сказке или басне, в кино не работает.