На днях чрезвычайный поместный собор избрал патриархом Русской православной церкви митрополита Кирилла Гундяева. Собственно, в этом мало кто сомневался: при жизни патриарха Алексия этот архиерей негласно считался вторым лицом в иерархии РПЦ, после смерти его сделался местоблюстителем. Однако четверть всех соборян проголосовала за другого кандидата, а кое-кто предпочел испортить бюллетень или не голосовать. Так что противники у нового патриарха тоже имеются.

В рассуждении же внутрицерковной политики Кирилл пользуется репутацией либерала, так что с его избранием связываются надежды на церковные реформы. Впрочем, либералом в РПЦ легко прослыть на фоне оголтелых фундаменталистов, которые среди наших православных тоже имеются; более того, их голос порой бывает слышнее всего. Так что каких-то очень уж радикальных реформ ожидать не приходится, хотя бы потому, что патриарх Кирилл уже не в самых молодых летах. В таком положении, затеяв далеко идущие реформы, рискуешь результатов их не дождаться, зато всех неизбежно связанных с переменами невзгод и нестроений хлебнуть большою ложкой. Ну, может, хотя бы самые оголтелые несколько прижмутся – тоже большое дело.

Патриарх Кирилл пользуется также репутацией незаурядного авторитета по части богословия, и вот на этом хотелось бы остановиться подробнее. Правда, специальных его трудов по этой части мне читать не доводилось, а вот в публичных телепроповедях прозвучали несколько мыслей, невольно обращающих на себя внимание. Скажем, года два назад митрополит Кирилл обмолвился: «Та божественная энергетика, которую мы на церковном языке называем благодатью».  

Сам термин энергейя впервые появляется у Аристотеля, но оно понимается у него как «деятельность», «акт», «процесс реализации возможного». Категория энергии у него выступает первичной по отношению, как к потенции, так и к материи, причем определенной формой энергии является и душа (отметим, что примерно в то же время у китайцев возникает представление о столь же универсальной энергии ци).

Новый взгляд на аристотелевскую энергию появился в Византии. Исихазм – мистическое течение в православном богословии – связывал категорию энергии с понятиями благодати, синергии и изменчивости; в частности, высказывалось положение, что Бог-отец выступает как сила, а Бог-сын как энергия; благодать же достигается сотрудничеством тварных энергий человека и нетварной энергии Творца. Зрелую свою форму это учение приобрело в XIV века, в трудах св. Григория Паламы, но намеки на такое понимание можно отыскать и тысячелетием ранее, в трудах первых отцов церкви вроде св. Григория Богослова. В целом исихазм – глубоко мистическое учение, которое сопоставляют с суфизмом в исламе, хасидизмом у иудеев, ваджраяной и дзэнскими практиками в буддизме. Сергей Хоружий даже говорит в связи с исихазмом об антропологической парадигме, к которой «тесно примыкают некоторые направления мистики; с ней отчасти граничат древние и современные психотехники, методики продуцирования экстатических и иных измененных состояний сознания».

В одном телеинтервью митрополит Кирилл также говорил о пассионарности, ссылаясь на Льва Гумилева. Это укрепляет нас во мнении, что новому нашему патриарху не чужд весь этот круг идей. Тут можно упомянуть, что к концепции особенной какой-то жизненной силы прибегали и светские ученые. В XVIII веке появилось учение витализма, противопоставляющее энергию живых организмов механическому мирозданию Ньютона и Декарта. В ХХ веке его попытались обновить немецкий эмбриолог Дриш и немецкий химик Оствальд. В частности, этот Оствальд (между прочим, один из первых нобелевских лауреатов) исследовал энергию как главную субстанцию мира, к изменениям и превращениям которой могут быть сведены все явления. Мировая эволюция в понимании Оствальда основана на том, что содержащаяся в природе свободная энергия постепенно трансформируется в энергетические формы жизни и культуры. В этом смысле взгляды его сближались с идеями нашего академика В.И.Вернадского и католического философа Тейяра де Шардена. Взгляды Льва Гумилева принадлежат к кругу этих же идей.

Наконец, в последней четверти XX cтолетия появилась такая научная дисциплина как синергетика. Само понятие синергия значит по-гречески «совместное, согласованное действие» и также заимствовано из византийского богословия. Концепция синергии здесь означает необходимость согласованного лада между божественной благодатью и волей человека в деле спасения, то есть соединения человека с богом. Интересно, что концепция эта стала одним из первых расхождений между богословием восточного и западного христианства. А в 1977 году появляется монография немца Германа Хакена «Синергетика», посвященная новой дисциплине, черпающей свой материал из физики, химии, математики, термодинамики, биологии и социологии. В рамках ее вырабатывается новый подход к изучению кризисов, нестабильности и хаоса, к методам нелинейного управления сложными неустойчивыми системами. По большей части синергетика Хакена опирается на нелинейную неравновесную термодинамику, изучаемую все той же брюссельской школой Ильи Пригожина. Математический аппарат «теории катастроф» для описания синергетических процессов был разработан русским Владимиром Арнольдом и французом Рене Тома. Еще один русский, академик Летников, попытался применить синергетический подход и к геологическим системам. Вообще все это крайне интересные материи, но об этом как-нибудь в другой раз.

Сейчас же отметим только, что новый патриарх РПЦ, не чуждый всего этого круга идей, как богословских, так и научных, придется, по-видимому как нельзя кстати нынешней России, называющей себя энергетической сверхдержавою. При всем при этом он еще и умеет разъяснять все эти идеи гораздо лучше, чем я это сделал сейчас: афористично, общедоступно, с характерной хитроватой улыбкою. Другое дело, что нынешняя наша «энергетика» все-таки далековато ушла от византийской.