Авант-ПАРТНЕР РЕЙТИНГ № 3 от 25.08.2014

Григорий Забавин: «В театре невозможно просто работать, в театре служить надо»

10 лет назад творческий тандем – Григорий Забавин и Ирина Латынникова – возглавил Кемеровский Театр для детей и молодежи (тогда «Театр на Весенней»). В 2004 году, когда это произошло, Григорий Забавин в свои 29 лет стал самым молодым директором театра в России. Сегодня вместе с «Авант-ПАРТНЕРом» Григорий Львович попытался подвести итоги прошедшего десятилетия и поделился своими взглядами на то, что изменилось за это время в театральной жизни.

– Поздравляем с юбилеем! С чем, по Вашему мнению, театр подошёл к этой дате? Что сделано?
– Если заняться идиотическим делом – подводить итоги, то внешне всё вроде не плохо. Премьеры, фестивали, проекты и т.д. Хотя есть постоянное ощущение, что не сделанного больше чем сделанного. Но что действительно, по-настоящему можно считать итогом 10 лет работы в театре, так это – люди. Поверившие нам 10 лет назад, «заразившиеся» нашим представлением о том, что такое театр и каким он должен быть. Люди, очень сильно повлиявшие и во многом изменившие нас. Люди, ставшие СоТворцами, СоРатниками, просто товарищами. Я очень предан людям, с которыми я так долго вместе увлечённо занимаюсь одним делом и вместе в одно верю.

– И какое Ваше представление о том, каким должен быть театр?
– У нас в репертуаре есть набор спектаклей, который мы считаем основой нашего театра. За те 10 лет, что мы с Ириной Николаевной работаем, у нас сформировалась такая команда, которая выработала свою творческую платформу, художественную программу. В основе её лежит совместное решение, что «мы не будем зрителя веселить и развлекать». Это решение серьёзное, и оно влияет на кассу. Зрителю кажется, что он хочет прийти в театр и там развлечься и отдохнуть. Кемеровский зритель, как и большая часть российского зрителя ошибается. Развлечение и отдых – это перед телевизором, «дуроящиком». А в театр они ходят за другим – за новыми смыслами, новыми вопросами. Театр не даёт прямых ответов на жизненные вопросы, но театр заставляет задавать себе неудобные вопросы. Зритель приходит и узнаёт на сцене что-то про себя.
В этом направлении мы осуществляем свой творческий поиск, и очень часто мы «корябаем зрителя». Душу, сердце, ум. Именно эти спектакли мы считаем основой нашего репертуара.
Конечно, комедия комедии рознь, но я противник пустопорожних комедий, таких «тренингов для диафрагмы». Когда на следующий день человек не может вспомнить про что спектакль, но ему «было прикольно». Ни уму ни сердцу, но «мы отдохнули». А если зритель пришёл и его «корябнуло», и потом он несколько дней думал, и рассказал ещё об этом кому-то… Такие спектакли и есть наша цель. Хорошо бы конечно, чтобы зрители осознавали для чего они ходят в театр, а театр осознавал свою ответственность, для чего он этим делом занимается. Что для него важнее – развлекать зрителя или всё-таки будить его сознание, обращаться к его душе и сердцу.
Мы выбрали этот путь и идём по этой дороге. И есть зритель, который к нам ходит именно за этим. На серьёзные, умные спектакли. Такой зритель есть в Кемерове, и отчасти мы помогли ему проявиться, и поэтому у нашего театра есть свой зритель. Конечно, хотелось бы, чтобы его было больше. Всё не просто.
Надо принять для себя решение, выбрать дорогу, по которой ты идёшь, и идти, по возможности, не сворачивая. Неудач много на этой дороге. Не всё получается. И даже бывают провалы. Путь этот не простой, трудный, его в одиночку не одолеть, и, слава богу, что есть команда, есть зрители.

– Бытует мнение, что провинциальный репертуарный театр – медленно, но верно умирает. По крайней мере, застойные процессы налицо…Ну и как всегда – нет денег.
– Не соглашусь. Парадоксальным образом в провинциальных театрах происходит много чего хорошего. Может быть, в силу удалённости от центра. Мне кажется, что театральный центр сегодня переместился в провинцию. На театральных фестивалях, а это всё-таки определённый срез театральных процессов, это очень сильно заметно.
Про деньги. Нельзя сказать, что нас бросили и нам никто не помогает. Всё с точностью до наоборот. При всей сложности ситуации с городским бюджетом, администрация активно поддерживает театр. Мне кажется, что в обществе и среди зрителей, и среди власти, и среди тех, кто театром занимается, есть понимание и есть ответственность перед будущим за то, что нужно сохранять действительно ценное, действительно настоящее. И театр чуть ли не последнее, что осталось. Российский серьёзный репертуарный театр ещё держит свои бастионы.
Это не простое занятие театр. Я, как директор, знаю, что театр – это производство, но я всегда помню, что театр место, где «искусство происходит». Я коммерческие задачи решаю через творческие, а не наоборот. Я считаю, что театр может зарабатывать серьёзными вещами, и мы не идём на поводу у не очень далёкого зрителя. Но самоокупаемость в театре не реальна. Без государственной поддержки театр не может выжить нигде, а в провинции тем паче. Нужны спонсоры, нужна государственная поддержка. Система российского репертуарного театра уникальна, нигде ничего подобного нет, и надо её беречь и хранить как зеницу ока.
У нас есть бюджетное финансирование, есть цифры доходов, которые театр зарабатывает сам. Мы ездим на фестивали, у нас есть постановочные бюджеты. Основной доход – это наши зрители. Они поддерживают театр, в том числе и рублём. Но ставить задачу «надо театру любым способом заработать деньги», по моему мнению – преступно. Ведь мы продаём не билеты, мы продаём врачевание души. Но при всём при этом понимаю, что если мы денег не заработаем, то завтра нечем будет выплатить доплаты, не на что будет купить порошки, чтобы почистить унитазы и т.п. Но все коммерческие задачи в театре должны быть подчинены творческим.

– Последние годы Вы много ездите по разным фестивалям. И это не просто участие – в копилке театра множество фестивальных наград, в том числе и престижного Всероссийского фестиваля театрального искусства для детей «Арлекин» в прошлом году. Что для Вас, для театра значат эти фестивали?
– Я очень рад, что мы «в процессе». Мы, действительно, много ездим на разные фестивали, по 5-6 раз в год. Нас зовут. И значит, мы в этот процесс как-то вписываемся, может, отчасти даже его формируем. Театральный процесс на периферии, в провинции, он любопытен, во всяком случае, много явлений, которые интересны.
У нас была 7 лет назад задача – выйти на российское театральное пространство, вмонтироваться в него как-то. Теперь мы на многих фестивалях стали своими. Нас стали звать. Стали звонить и говорить, а не могли бы вы «этот спектакль привезти… или тот».
Именно эта цель была поставлена, и мы её достигли.
Например, «Новосибирский транзит» – в Сибири и на Дальнем востоке это самый представительный театральный форум, собирающий самые интересные театральные явления. Театры хотят попасть на этот фестиваль. Там очень жёсткий отбор. И наш театр стремился туда попасть. И вот это случилось. А многие театры и не попали… Недавно мы вернулись из Иркутска, и впереди у нас два фестиваля. Нам есть что предъявить театральной России.
В прошлом году наш спектакль «Волшебное кольцо» собрал кучу номинаций Национальной театральной премии «Арлекин»: «Лучшая женская роль» – Ольга Червова, «Лучшая мужская роль» – Денис Казанцев, «Лучшая работа режиссера» – Ирина Латынникова, а также Гран-при – «Лучший спектакль» и даже специальный приз – «Радио России». Мы гордимся этим. В России всего две национальные театральные премии – «Золотая маска» и «Арлекин». «Золотых масок» порядка 20-ти штук, «Арлекин» – один.
Мы во многом едем на фестивали не только чтобы себя показать, но для того, чтобы что-то там посмотреть. Я люблю смотреть коллег своих. Сознание того, что они сделали что-то талантливее, чем мы – это хорошее сознание. Оно будит фантазию, оно будит воображение. Это дает толчок для задумывания, для поиска материала, это меняет вектор собственного поиска. Важно, чтобы у человека, работающего в театре, были хорошие театральные впечатления. Это так редко случается, когда ты испытываешь потрясение. Это очень сильно меняет твою работу в театре. В любом случае это очень сильно будит творческий поиск.

–Кемерово нельзя назвать театральным городом…Как по Вашему, что происходит у нас с так называемым театральным пространством?
– Мне кажется, что в нашем городе начинается формироваться театральное пространство. Во-первых, есть хорошие отношения между директорами театров. Мы часто созваниваемся, мы делимся какими-то профессиональными делами. Это уже не мало. Мы стараемся, чтобы какое-то пространство в городе возникало. Это не может возникнуть в один день.
Кстати, многое началось благодаря проекту «Театр-СМИ-Общество». И как-то все театры обнаружили, что нам есть о чём поговорить всерьёз. Мне это понравилось. В этом проекте было много неудачного, но много было удачного. И самой главной удачей мне представляется то, что есть тема для профессионального разговора, потому что есть профессиональные проблемы. Раньше театры варились в своей кастрюле. В лучшем случае, если артисты ходят на премьеры друг к другу. В худшем – не ходят. Я за то, чтобы ходили. Во всяком случае, мы в драму ходим почти на всё. И рад, что нас зовут, и мы сами зовём. Не всегда получается, потому что мы играем в одно и тоже время.
Есть, конечно, конкуренция, мы делим одного и того же зрителя. Вот я прочитал, что людей, которые ходят в театр, которым он интересен процентов 7. Возникает некоторая естественная конкуренция. Это бодрит.

– А совместные проекты, спектакли? Играют ли актеры в «чужих» театрах?
– У нас есть примеры, вот Евгений Белый занят в одном спектакле в Музыкальном театре, в одном – в Драмтеатре. Наверное, это неплохо. Вот в Новосибирске это распространено, когда в одном спектакле артисты с разных театров, а сам спектакль, например, идёт в «Красном факеле». Они там как-то умудряются это делать. Это технически очень сложно. Мы пробовали, но пока не получается.
Последнее время помимо такой театральной тусовки, у нас между театрами стали проходить театральные форумы. Значит, совместные проекты, я, надеюсь, ещё будут.

– Обычная практика в наших театрах – совмещение должностей директора и главного режиссера (художественного руководителя), Вы с Ириной Николаевной существуете в тандеме уже 10 лет. Что даёт такое «разделение ролей»?
–Театру для детей и молодежи повезло. Директор и главный режиссёр слышат и понимают друг друга. К нам «прилепились» артисты, поверили в нас, сложилась такая команда, которая об одном думает, в одном направлении ищет. Это же очень не часто бывает.
Да, у нас с Ириной Николаевной принципиальное разделение. Я не лезу в творческие вопросы, и формированием художественной политики театра занимается Ирина Николаевна, но у меня есть право совещательного голоса. Бывает, и не соглашаемся, но всегда так и или иначе находим компромисс. Мы договариваемся.
Знаете, за 10 лет был только один случай, когда она принесла пьесу и эта пьеса мне сразу понравилась. Обычно, я не понимаю, зачем эта пьеса, кому она, что в ней такого... Я ловлю себя на внутреннем сопротивлении. Но я знаю, что Ирина Николаевна – человек с Мировоззрением. И это значит, что если она берёт пьесу, то она что-то в ней видит. И потом, когда дело доходит до спектакля, то, действительно, становится ясно, что она увидела ту болевую точку, ради которой и нужно было её ставить. Я верю ей.
Вообще, выбор пьесы – это такое эзотерическое мероприятие, сакральное, это 60% успеха. Ты начинаешь жить этой пьесой, и театр 2-3 месяца начинает дышать новой пьесой, она начинает сниться, в театре начинают разговаривать интонациями из этой пьесы…
Со своей стороны, Ирина Николаевна не вмешивается в финансовые, кадровые, организационные, хозяйственные дела, но она тоже имеет право голоса, и если она что-то говорит по этому поводу, я прислушиваюсь. В общем, у нас такие паритетные, товарищеские взаимоотношения. Такой тандем. Мы так пришли в театр, и так 10 лет просуществовали. И я этому очень рад. Хотя жизнь каждый день подкидывает поводы для разногласий, но нужно находить компромиссы. И осознанием необходимости нахождения этих компромиссов мы и живём.

– Кроме того, что Вы – директор театра, Вы не оставляете актёрскую профессию и играете в спектаклях. Зачем Вам это?
– Я рад, что мне разрешают это мои начальники, и что у меня есть такая возможность. Это мне помогает быть внутри театрального процесса, а не быть просто чиновником. Понимать, что происходит «внутри».
Например, мы делали шляпу для спектакля: потратили материалы, силы, деньги… А она, как оказалась, стала не нужна в спектакле… Это сложно понять людям, отвечающим только за финансы. Но идёт процесс творческого познания. Его трудно загнать в какие-то рамки. Идёт творческий поиск, и надо стараться его сильно не ограждать. Надо давать воздух художникам, у них должно быть право ошибиться, право попытки чего-то сделать. И находясь внутри театрального процесса, я отдаю себе в этом отчёт.

– Сегодня, когда разговариваешь с руководителем практически любой компании, не зависимо от численности, отрасли деятельности, разговор непременно сворачивается на «тему кадров». А как обстоят дела в вашем театре?
– У нас стабильный коллектив, он пополняется не часто. У нас есть прямая подпитка творческими кадрами – теми ребятами, которых мы сами для себя взрастили. Мы всё коллегиально обсуждаем. Мы собираемся и очень много разговариваем: «Какую телеграмму мы будем в зрительный зал посылать? Что зритель вынесет с наших спектаклей?». В этих разговорах я понимаю, что мы слышим друг друга, об одном думаем, нас одно волнует. Те люди, которые есть в театре – это команда. Но нас тревожит – что дальше? Кто придёт за нами?
Ирина Николаевна – доцент кафедры режиссуры и актёрского мастерства в университете культуры, и у неё и сейчас и до этого были курсы. Благодаря этому у нас есть такой постоянный, если не поток, то ручеёк студентов, которые приходят в театр, пробуются, иногда даже задерживаются. Понимаете, те ребята, которые работают в театре, они уже «заразились». Но театр стал делом их жизни ещё в том времени, где мы читали одни книги и смотрели одни фильмы. И вот пришло новое поколение, не читавшее тех книг, не видевшее тех фильмов. Оно другое, оно с другими ценностями. Они приходят в театр, но они не очень понимают куда, а главное – зачем они идут. Молодые артисты представляют театр – это аплодисменты, поклоны… Но ни славы, ни денег особых здесь нет. Они какое-то время работают и «не заражаются». В театре же невозможно работать, в театре же служить надо. Конечно, молодые ребята появляются. Сережа Синицын, Нина Рогова – молодые артисты. Но с кадрами, действительно очень трудно, я думаю, что это везде происходит.

– А зритель, он изменился за эти 10 лет?
– Раньше зрительный зал был другой. Было единое дыхание зрительного зала. Мы были более и менее одинаково воспитаны. Сегодня, дай бог, «попасть» в зрительном зале в 5 человек.
Особенно это заметно на «детских спектаклях». Эти дети, подростки приходят на спектакль, ничего не читавшие, со своими социальными сетями, «выросшие на покемонах»… Но их цепляет. Они же очень незащищенные, незакрытые, у них мало опыта душевного переживания, и когда они сталкиваются с ним, с настоящим, серьёзным, и понимают, что это про них, они начинают задумываться. Вот наши спектакли – «Возращение», «Папа» – это вечная тема безотцовщины. И когда зажигается свет, и ты видишь, что половина зала плачет…Ради этого и стоит работать.
Проект «Театр+» преследовал задачи воспитания зрителя. Чтобы зритель мог, то что он почувствовал, облечь в слова. Потому что когда ты проговорил, для тебя это стало очевидно, ты в себе покопался. Быть зрителем – это большая работа. Нужно себя заставить думать и чувствовать. Мы же защищаем себя от сильных эмоций, от того, чтобы нас будоражило, от того, что нам не нравится. Мы пришли в театр, узнали себя в этом, и нам не понравилось, мы же защищаемся. Нужно высказать это вслух. Отчасти это исповедальное что-то. Скажу, проект не был удачным. Мы попробовали. Очень немногие встали и что-то вслух сказали. Мы извлекли уроки. Но – будем продолжать.
Наш театр старается искать со зрителем какие-то новые интересные формы работы. Современный театр не имеет права просто «вещать». Сегодня у зрителя должна быть возможность «поговорить с театром»: пообщаться и где-то пожать ему руку. Сегодня артист должен идти к зрителю, зритель к артисту, – они должны разговаривать Зритель сегодня гораздо больше участник театрального действа. Он имеет право быть соучастником театрального действа. Кстати, 10 лет назад я так не думал.

– Какие цели Вы ставите для себя и для театра на будущее? Чего, действительно, хотелось бы изменить?
– Конечно, хочется, чтобы появилась в нашей витрине с наградами позолоченная «Маска»… Есть задачи формального успеха, финансовой состоятельности. Хорошие задачи для директора театра.
Но хотелось бы, чтобы зрителей, которые ходят в наш театр осознанно и знают, зачем они пришли, было больше. Очень хочется, чтобы мы, живущие внутри театра, продолжали оставаться командой, товарищами, в самом хорошем смысле этого слова, как можно дольше. Чтобы наш творческий путь не останавливался, а это не просто, потому что мы довольно долгое время вместе, и мы знаем каждое движение и каждую эмоцию друг друга, и есть чувство повтора, и надо с ним бороться. И есть проблема того, что надо двигаться дальше и профессионально расти, и не успокаиваться, и не удовлетворятся. Ведь театр вообще сиюминутное искусство. Один и тоже спектакль каждый раз другой. Нужно всё делать честно, чтобы каждый раз он был настоящим и живым.