«Шестеро любимых. Театральный сюжет для шести актеров в двух действиях». Спектакль по пьесе Алексея Арбузова. Постановка Ирины Латынниковой. В ролях Ольга Червова, Ольга Редько, Елена Мартыненко, Федор Бодянский, Евгений Белый, Вячеслав Лозинг.

Премьера в 2004 г.

Первая пьеса маститого советского драматурга Алексея Арбузова написана в 1934-м году; действие происходит тогда же. В СССР коллективизация, индустриализация, «головокружение от успехов», «процесс промпартии», голод на Украине и в Поволжье. В спектакле герои, простые сельские механизаторы, беспрестанно закусывают и пьют чай, если не водку, беспокоятся, что толстеют, и поглощены исключительно социалистическим соревнованием, осложненным двойною любовной интригой, а если и снедаемы голодом, то исключительно книжным. Молодой тракторист Белка терпит от своего бригадира даже телесные наказания, но когда тот швыряет в запальчивости связку книг, готов сломать об его голову табуретку. Старушка-уборщица вместо сказки на сон грядущий излагает своими словами историю д-ра Фауста…  

Вообще, в спектакле господствует стихия абсурда. Камнем идет ко дну герой по фамилии Гайдар, хотя, как всем известно, на самом деле это случилось с героем по фамилии Чапаев. Бравый начальник Моторно-Тракторной Станции месяцами не может выкроить времени, чтобы увидеться с любимою женой – начальницей соседней МТС; зато, чтобы передать переходящее знамя, скачет всю ночь сквозь непогоду. Центральная постельная сцена сводится к тому, что персонажи то сворачивают, то разворачивают постельные принадлежности. Навязчивые угощения яблоками нагнетают мотивы грехопадения. Одна из героинь вдруг жалуется, что «у сторожа нет ничего женского». Музыкально-пластический лейтмотив – напряженно-эротическая кадриль, как в фильме «Любовь и голуби». И решительно непонятно, когда, наконец, механизаторы закончат свои брачные игры и пойдут пахать озимый клин…

Истолковать все это непротиворечивым образом можно с помощью единственного ключа – старого доброго фрейдистского метода. Знамя (которое на протяжении всего действия так и остается свернутым) – несомненный фаллический символ. Герой-бригадир должен передать его новому победителю, молодой женщине – акт символической кастрации. Другая пара героев – зрелая чета станционных смотрителей – напротив, стремится восстановить статус-кво. В итоге выясняется, что некая высокая комиссия признала победителями обе передовые бригады, и дело разрешается к всеобщему удовольствию…

Противникам психоанализа могу предложить другую трактовку. Имеется некий теремок, где обитает старушка-норушка, а также герой по прозванию Белка и назначаются стрелки другими персонажами, вроде прекрасной купальщицы, которая все время переодевается (лягушка, превращающаяся в Василису Премудрую). В итоге является Мишук из Шатиловской МТС (медведь-шатун); тут и сказке конец. Знамя тут – вещественный символ стрелки и повод для ее назначения. Кадриль превращается в ритуальный танец для закрепления отвоеванной территории.

Главное достоинство спектакля – слаженная ансамблевая игра. Главное достоинство постановки – умение в конъюнктурной советской поделке обнаружить архетипические пучины.

Безымянная звезда. Спектакль по пьесе М. Себастиана. Постановка В. Прокопова. Художник О. Георгиевская. В спектакле заняты Ольга Редько, Елена Бровчак, Максим Голубцов, Евгений Белый, Федор Бодянский, Сергей Сергеев и др. Премьера в 2003 г.

В захолустном румынском местечке оказывается столичная штучка – дама полусвета Мона, проездом с модного курорта в Бухарест. Она проводит ночь в постели молодого учителя гимназии Морина, безумно увлеченного астрономией, и сама до такой степени им увлекается, что готова остаться в этой дыре навсегда. Дело уже заходит о свадебном платье, но тут является столичный повеса Григ, разыскавший свою пропавшую подружку, приводит ее в чувство и увозит с собой. Фон этой нехитрой, но трогательной истории составляют другой учитель гимназии, композитор-любитель, третья учительница той же гимназии, подвинувшаяся на общественных приличиях, по имени мадемуазель Куку и пр. Пьеса румынского сочинителя Себастиана представляет собою драматическую пословицу – развернутую инсценировку общеизвестного афоризма Иммануила Канта про звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас. Нравственный закон, ясное дело, олицетворяет мадемуазель Куку, о звездном небе, понятно, призвана напоминать Мона…  

«Безымянную звезду» когда-то ставил в Ленинграде Георгий Товстоногов, потом экранизировал Михаил Козаков; лет семь назад в Музыкальном театре Кузбасса на этот сюжет поставили мюзикл Марка Самойлова «Астрономия любви». Тем не менее, спектакль молодежного театра предлагает оригинальную трактовку. Версия его напоминает, что даже на небе кроме сиятельных звезд имеются черные дыры. Затхлый городок предстает именно такой дырою, и мгновенная вспышка страсти его освещает ненадолго. Впрочем, из глубокого колодца, говорят, даже средь бела дня можно наблюдать звезды. Постановочный почерк Виктора Прокопова обнаруживает больше вкуса, нежели блеска; это же относится и к сценографии.

Месяц в деревне. Спектакль по пьесе Ивана Тургенева. Режиссер-постановщик Ирина Латынникова. Художник-постановщик Светлана Нестерова. В спектакле заняты Евгений Белый, Ольга Редько, Елена Мартыненко, Анна Елесина, Андрей Полещиков, Максим Голубцов, Федор Бодянский и др. Премьера в 2008 г. 

Знаменитая телеграмма из «Золотого теленка» - «Графиня изменившимся лицом бежит пруду» - намек на эпизод из жития Льва Толстого. Когда графиня Софья Андреевна узнала об уходе графа из Ясной Поляны, то побежала к пруду топиться, но на мелком месте, отчего все решили, что эта была чистейшей воды инсценировка.

Воды в спектакле много – на сцене устроен настоящий бассейн, пусть и мелководный, в черном зеркале которого все чрезвычайно красиво отражаются. Через эту гладь нарочито небрежно брошены доски, веранда барского дома непосредственно примыкает к ней, и даже качели раскачиваются непосредственно над водною гладью. Все это хотя и несколько отвлекает внимание от речей, зато вносит в действие дополнительное напряжение: зритель невольно следит, не оступятся ли герои. Это тоже можно принять за красивую метафору, потому что в пьесе дело идет о любовном многоугольнике.

Герои, с некоторым напряжением разгуливающие по шатким мосткам, порою невольно напоминают журавля и цаплю, которые все хотели соединиться, да все что-нибудь им мешало. Зато когда действие достигает апофеоза, герои просто шлепают по воде напрямик, бьют по ней наотмашь, падают в нее навзничь – следует ряд весьма эффектных сцен и красивых метафор, тут тебе и кипение страстей, и подмоченные репутации, и картинное падение. В итоге как-то устраивается: гувернантка выходит за доктора; воспитанница за дурака-соседа; жена, грехами отягчена, к супругу своему течет, бледна, смущенна…

Скупой. Спектакль по комедии Жан-Батиста Мольера. Режиссер Виктор Прокопов. Художник Светлана Нестерова. Балетмейстер Юрий Брагин. В спектакле заняты Сергей Сергеев, Ольга Редько, Евгений Белый, Ольга Червова, Денис Казанцев, Елена Мартыненко, Федор Бодянский и др. Премьера в 2007 г.   

Вряд ли кто-то считает сегодня тексты Мольера очень уж смешными. Остроумными – безусловно, глубокими – во многих случаях, поучительными – даже чересчур, соразмерными – на то он и классицист. С юмором сложнее, потому что юмор вещь исторически изменчивая и вообще загадочная. Перед постановщиками, таким образом, стояла задача сделать классику смешной. Они вышли из положения, сопроводив все действие либо непрерывною пантомимой, либо грациозною музыкой. Мольеровский текст, как в опере, играет роль либретто. Попутно решена была еще одна проблема: современным русским актерам трудно совладать с пьесами откровенно риторическими, проще передвинуть акценты со слова на аттракцион.

Если текст призван выражать то, что герои думают, то пантомима – скорее то, что герои чувствуют. В этом смысле Гарпагон в исполнении Сергея Сергеева – подлинный герой спектакля, наиболее пластически выразительный персонаж. Чувства, впрочем, у всех персонажей нехитрые, но закручиваются они в итоге в такую карусель, остановить которую способен лишь посторонний персонаж. Это Ансельм, благороднейший старик,  в исполнении Григория Забавина похожий сразу на Деда Мороза и на новогоднюю елку. К несомненным достоинствам спектакля относятся сценография и в особенности костюмы. Разумеется, эти возможности содержались уже у Мольера: недаром же он столько раз обращался к образам врачей, аптекарей, астрологов; в XVII столетии эти занятия были сродни ремеслу алхимика – стоит припомнить хотя бы фигуру Парацельса. Спектакль лишь выявил и актуализировал эти мотивы, придал галантной комедии необходимую глубину. И при этом остался зрелищем легким, грациозным и смешным, с чем его создателей можно поздравить.

Мамаша Кураж и ее дети. Хроника повседневной войны. Спектакль по пьесе Бертольта Брехта. Режиссер-постановщик  Александр Гребенкин. Художник-постановщик Дмитрий Гребенкин. В спектакле заняты Лариса Лапина, Федор Бодянский, Григорий Забавин, Сергей Сергеев, Ольга Червова, Евгений Белый, Вячеслав Лозинг. Премьера в 2006 г.

Ярче и остроумней всего в этом спектакле сценография. Посредине сцены на колу – мочало, треугольное, в форме то ли знамени, то ли паруса. Платформа с этой конструкцией постоянно крутится наподобие карусели; приводом служит обыкновенный деревянный велосипед, но с оглоблями. Это беспрестанное коловращение задает ритм всему спектаклю. Оборотная сторона мочала являет собою род базарной палатки с тряпьем. Впрочем, еще больше оно похоже на распахнутую полу легендарного советского спекулянта. Ныне это фигура хорошо забытая, но «дети и молодежь» могли такого лицезреть хотя бы в комедии Гайдая про Ивана Васильевича. Сбоку вывешены флаги несуществующих государств и штаны несуществующих персонажей.

Костюмы также стильные и остроумные, и при этом не лишены чисто визуальной выразительности. Мочальная бахрома, мочальные эполеты и мочальные хвосты придают персонажам облик пернато-пресмыкающийся: не то анахронические панки, не то доисторические ящеры. Сложнее с главной героиней. Косматый парик, экзотический наряд и интересная бледность превращают ее не то в ведьму из «Макбета», не то в брейгелевскую Безумную Грету. Но ведьма ведь существо почти бесполое; она такая же невеста дьявола, как монашенка – невеста Христа. В то время как мамаша Кураж – квинтэссенция материнского начала, столь неуместного на войне. Если в ней и можно усмотреть нечто пернатое, то от наседки, которая все время теряет своих детей, но ей все время подкладывают новых.

Спектакль получился очень утонченный. Точечные вкрапления казарменного юмора здесь производят впечатление особенно забавное. У меня есть один такой приятель: деликатнейшее во всех отношениях существо, но как выпьет – начинает материться, старательно, неумело и неуместно… В целом же сценография в спектакле несколько заслонила режиссуру, отчего спектакль оставляет чувство некоторой недосказанности. Или, если угодно, загадки.