Есть англосаксонская шутка, растиражированная знаменитым сериалом «Твин пикс»: «Совы не то, чем они кажутся». Ей отлично соответствует мысленная реплика пса Шарика из булгаковского «Собачьего сердца»: «А сову эту мы разъясним». Открытие такого соответствия – не только тихая филологическая радость, но и вполне достаточный повод, чтобы написать эссе, или рассказ, или даже роман – у кого насколько пороху хватит. Большинство произведений Пелевина выросло как раз из подобных соответствий.

Новый сборник писателя состоит из пяти повестей, носящих названия «Зал поющих кариатид», «Кормление крокодила Хуфу», «Некромент», «Пространство Фридмана» и «Асассин». Впрочем, названия «повесть» заслуживает только первая из них; прочие – просто рассказы, порой искусственно растянутые.

Открывающая книжку повесть и сделана интересней всего. На первый взгляд, здесь применен прием еще из «Жизни насекомых», несколько осложненный мотивами, знакомыми по «Generation «П» и Empire V»: нехитрые биологические метаморфозы с экзотической мифологической подкладкой. Мораль же сводится к тому, как современная гламурная действительность, выражаясь словами Максима Горького, «скотинит и зверит человека».

Действие происходит в фешенебельном подземном рублевском борделе. О том, чем дело кончится, догадываешься уже на середине повествования. Но знакомые по прежним книжкам детали конструктора собраны здесь настолько экономно и остроумно, что механизм близок к совершенству. Так лучшим фильмом Никиты Михалкова позднего периода были «Утомленные солнцем», сконструированные из сплошных цитат из самого себя раннего… Кроме того, именно в «Зале поющих кариатид» встречается единственная на всю книжку хорошая шутка: «дом толерантности» вместо «дом терпимости».

Три следующих рассказа – просто более или менее развернутые каламбуры: то уличный фокусник оборачивается древнеегипетским жрецом-иерофантом, то «лежачий полицейский» на городской мостовой превращается в натуральную дорожно-строительную жертву. Впрочем, этот эффект демонстрировал еще Чжуан-цзы, а также его многочисленные подражатели, вплоть до Дмитрия Александровича Пригова («Одному Милицанеру приснилось, что он бабочка…»).

Больше всего из этих рассказов мне понравилось «Пространство Фридмана». Основана она на тезисе: гламур – это то, что небогатые люди рассказывают очень бедным про жизнь самых богатых. На самом же деле настоящие олигархи живут в некоем другом измерении, но обнаружить его доступными науке способами невозможно, и сами они ничего о нем рассказать не могут: к примеру, когда они попадают на допрос, то уже перестают быть богатыми и начисто забывают о своем прошлом существовании. Все это приводит на ум притчу из того же Чжуан-цзы: один человек всю жизнь учился убивать драконов; он растратил все свое состояние, пока достиг в этом деле совершенства; жаль, что искусству своему он так и не нашел применения…

Наконец, заключающая книжку история – просто слегка беллетризованная ближневосточная легенда. Такие любил писать на старости лет Николай Лесков, причем выходило у него гораздо кудрявей... Видимо, почувствовав, что история получилась очень уж простенькая, Пелевин добавил к ней несколько комментариев – юриста, историка, медика, духовного лица; некоторые из них и впрямь остроумны.

Название книжки не дотягивает даже до шарады или ребуса и откровенно притянуто за уши. Кстати, меня всегда занимало, отчего это США у нас нынче именуется Пиндостаном; лет сто назад «пиндосами» в окрестностях Одессы презрительно именовали греков… Впрочем, примерно по такому же принципу древнемексиканские чичимеки лет тридцать назад превратились у нас в «чучмеков» – бранную кличку для выходцев из Средней Азии. Метаморфозы столь же нехитрые, как сюжетные пружины Пелевина. В общем, что совой о пенек, что пеньком об сову.