|
|
Бизнес-портал КузбассаНовости, обзоры, рынки, аналитика,
|
|
|
|
|
| об изданииархив номеров еженедельникарекламаподпискаобратная связьчитатели о насфотогалереяАвант-ПЕРСОНАДоброе дело |  |
Новости компаний[26 апреля] МегаФон создал интеллектуальную логистическую систему для промышленных гигантов страны
Издательская группа «Авант»
Областной экономический еженедельник «Авант-ПАРТНЕР» |
Областной экономический еженедельник «Авант-ПАРТНЕР» № 17 от 31.08.2010
 Книга Лилианны Лунгиной «Подстрочник» не предназначалась для записи на бумаге, потому-то и имеется у неё подзаголовок: «Жизнь Лилианны Лунгиной, рассказанная ею в фильме Олега Дормана».
Сначала была съёмка на телекамеру: в течение недели съёмочная группа приезжала в дом знаменитой переводчицы (наверное, поэтому название «Подстрочник») и снимала устный роман-воспоминание о жизненном пути 77-летней Лунгиной. Так получилось, что материал отсняли за считанные месяцы до смерти рассказчицы.
А потом было долгое ожидание демонстрации сериала по телевидению – телеканалы отказывали, ссылаясь на «неформат». Показали на канале «Культура» в ночное время, пошёл вал восторженных откликов. Наконец, дали возможность посмотреть на одном из центральных телеканалов. Только после этого успеха вышла обильно иллюстрированная фотографиями книга, по объёму примерно на треть больше, чем на телеэкране: вошли части рассказа, по разным причинам не включённые в фильм.
Автор, широко известный замечательными переводами Астрид Линдгрен, романов литклассиков Гамсуна, Стриндберга, Белля, Фриша, Колетт, Дюма, Сименона, Виана, Гари, пьес Шиллера, Ибсена, Гауптмана, сказок Андерсена и Гофмана, вспоминает свою жизнь, за которой встает жизнь и судьба целой эпохи. Поразителен язык «Подстрочника» – человек размышлял набело перед объективом камеры, а кажется, что писал, обдумывая, чистя и правя написанное, улучшая текст, постепенно доводя его до высокохудожественного (при переносе издателями на бумагу наговоренное не приукрашивалось, допускалась лишь косметическая правка).
В мемуарах, как правило, начинают с предков и родителей: Лунгина не ломает традицию. Так случилось, что она ещё в младенческом возрасте оказалась в Германии – отца из Советской России направили на работу. Потом была Палестина совсем ненадолго, и, наконец, Париж – это уже только с матерью, отца вызвали в Москву, после чего закрыли выезд за границу.
И вот 4 мая 1934 года (Лилианна запомнила эту дату навсегда) уже французская, еврейская девочка возвращаются на Родину. Друзья из благополучной французской столицы отговаривали, предупреждали о голоде, о том, что возвращение назад перекроют. Первый шок ожидал уже на приграничной станции Негорелое: по глазам хлестанула людская нищета, чернота одежды, лохмотья, голодные лица. С этого времени на долгие годы постоянным спутником возвращенцев становится страх.
В Москве вновь шоковое: бездомные дети в котлах для варки гудрона. Заметьте, руководители государства давно отрапортовали об искоренении детской беспризорщины.
Отец – советский чиновник, приготовил трёхкомнатную квартиру на седьмом этаже нового дома, многие завидуют роскоши, но всё относительно – Лунгина говорит об убогости жилища, в которое поднимаются по деревянным настилам, нет воды, газа, мебель самая примитивная. Москва у неё оставляет «впечатление варварства». Кстати, в Кемерове в эти годы некоторые ещё живут в землянках.
Для человека из другого мира – она даже думает на другом языке, по-русски умеет только читать, но не писать, – удивительным является непонятное явление: «Монолит политического единства, которое, безусловно, существовало в те годы…» В сознании парижской девчонки идёт битва двух культур-антиподов, западной, рассчитанной на индивидуализм, и советской, ещё не вышедшей из патриархальщины. Коллективизм провозглашается главным завоеванием, панацеей от всех бед: «Единица – ноль...» – громогласил задолго до того, как вождём люди были названы «винтиками», советский поэт. А подрастающей девушке-личности никак не ложится на душу, что всё для неё предрешено, путь предначертан. «Победа усредненного сознания. Убежденного, без всяких тёмных и тайных мотивов.» – Так она определяет с вершины своих лет и добавляет, с осуждением, – «…Полная ясность, кто хорош, кто плох».
Лунгина рефлексирует о том, чему посвятила свою жизнь – о культуре. Ведь власть твёрдо вела за руку творцов, если не получалось «руководить и направлять» по вине, как опять-таки считала власть, того или иного писателя, режиссера, художника, – тогда жестоко наказывала, уничтожала, отправляла в лагеря. После Сталина устраивала кампании, сажала или выдворяла за границу, подключая массы, в которых солирующая роль отводилась негодующим гражданам, «не читавшим, но…». Рассказчица заключает: «Режим деформировал личность каждого…»
По большому счёту, эта борьба-давильня, если отбросить идеологическую маскировку, всякий раз оборачивалась возвышением посредственностей, которые топтали талант. Кто оказывался на стороне власти? Чёткий ответ Лунгиной: «наименее одаренные писатели, посредственные режиссеры, заурядные писатели».
Рассказывается и о диссидентском движении, зарождении и развитии самиздата – это уже времена медленного гниения общества, заболачивания, колыхания на одном месте, под убаюкивание официальной пропаганды.
Кто-то восхищает рассказчицу, другим даётся неоднозначная характеристика. Вот, например, о Твардовском: «Он был как связанный великан». Более афористичного, ёмкого и одновременно многозначного портрета великого поэта я не знаю. А вот об Эренбурге: «Принятое раз и навсегда решение с чем угодно соглашаться, вело его, как и многих других, от лжи к подлости, не избавляя от страха».
Тема страха неоднократно звучит у Лунгиной. Вероятно, пережитым ужасом можно объяснить её рассуждения о государственном антисемитизме в СССР. Здесь присутствуют неточности, общие слова, не подкрепляемые реальностью, пересказ слухов и сплетен, которыми многие себя буквально гипнотизировали в тираническое время. Если говорить честно, всем нациям и народностям досталось при режиме Сталина, да и позднее национальную составляющую власть специально редко выделяла, наоборот, ретушировала под «советский народ».
Мемуарист прекрасно понимает суть происходящего, её ум, скорее, мужской, чем женский, режет, словно алмаз. Но в жизненных частностях даже титаны мысли могут ошибаться. Вот, например, ещё один «мифологический» фактик в «Подстрочнике» о том, будто Твардовский самолично читал вслух Хрущеву «Один день Ивана Денисовича». Не было такого, никто и нигде не подтверждает. Но на то и устные воспоминания, чтобы слухи, гуляющие в среде московской интеллигенции, проскакивали.
И всё-таки отдадим должное рассказчице: поражает её настоящее интеллектуальное мужество, которое, как известно, проявить гораздо труднее, чем мужество физическое. Почему такой успех у «Подстрочника»? Потому, что в полной мере присутствует дух времени, его терпкость, смрад и лязг, показано глубоко и правдиво внутреннее противостояние людей машине государства, их поражения с кровью и победы тоже не всегда мирные.
И, конечно, поразительна мощная энергетика интеллекта Лунгиной, буквально захватывающая в полон, энергетика человека, прожившего непростую жизнь и получившего, несмотря ни на что, счастливую судьбу.
Ближе к окончанию она приходит к горькому выводу: «Жизнь – это утраты». Но совсем под занавес в последних словах уточняет: «Жизнь безумна, но всё-таки прекрасна. Она безумна, страшна, ужасна, но вместе с тем прекрасна, и я все-таки думаю, что хорошее в ней преобладает над плохим. Над страшным. Я даже в этом уверена… Потому что главное в этой жизни – люди, и людей замечательных гораздо больше, чем предполагаешь. Значит, все-таки хорошее побеждает плохое»…
Валерий Плющев
|
Деловые новости[27 апреля] Новый проект КРТ в Заводском районе Новокузнецка выставлен на торги за 35 млн рублей
Рынки/отраслиПоиск по сайту |
 |
|
© Бизнес-портал Кузбасса
Все права защищены
|
Идея проекта, информация об авторах
|
| Разработка сайта ‛ Студия Михаила Христосенко |
